Cпойлер
Один из значимых социальных феноменов последнего времени в России – превращение лжи из осуждаемой (хотя и распространенной) практики в официально одобряемую социальную норму. Предложение лжи, активно продвигаемое на информационном рынке, – в прокремлевских СМИ – встречает немалый спрос со стороны россиян. Таким образом, люди преодолевают когнитивный диссонанс – вытесняют из сознания неприятную информацию: немалое число российских граждан просто отказываются воспринимать сведения, которые расходятся с целостной и не слишком противоречивой картиной мира, рисуемой сегодня Кремлем и его информационной обслугой.
Об этом свидетельствует, например, недавний отчет Левада–центра, посвященный военному конфликту на востоке Украины: «…при обсуждении вопроса [об участии российских военных в боевых действиях на стороне сепаратистов] на фокус–группах обнаруживается заметное нежелание респондентов отвечать. Наиболее распространенным ответом, которого обычно удавалось добиться, оказывалось: “Официально войны нет!” Убедить людей отбросить это “официально” и рассказать, как, по их мнению, обстоят дела на самом деле, не получалось. Нельзя сказать, что люди боялись говорить, но нежелание рассуждать на эту тему было очевидно. Вероятно, часть россиян подспудно подозревает военное вмешательство России в украинские дела, но запрещает себе думать и говорить об этом».
Аналитики Левада–центра привычно переводят стрелки на влияние телевизора с его киселевыми и скобеевыми и на пресловутое «антизападничество» российского общества. Однако причины нежелания респондентов признавать неудобные факты – не только перед собеседниками, но и перед самими собой, – намного глубже.
В повседневной жизни вранье – явление довольно распространенное, идет ли речь о супружеской неверности или об уклонении от уплаты налогов. Но публично такое поведение не поощряется: неверные мужья и жены редко сообщают об этом граду и миру и уж тем более обычно не гордятся этим в открытую, опасаясь морального осуждения.
Политика, которую проводили и проводят российские власти, направлена как раз на публичную легитимацию лжи. В ее основе лежит утверждение о том, что в публичном пространстве врут все: и власти, и оппозиция, и Россия, и Запад. Противопоставление правды и лжи как таковое снимается, поскольку, по версии Кремля, правды не существует вообще: есть лишь разные виды лжи.
А если так, то ложь «в нашу пользу» приравнивается к норме и становится предметом гордости на уровне страны в целом (мы врем круче всех), что, в свою очередь, оправдывает вранье и на частном уровне. Ведь если власти безнаказанно врут и даже не притворяются, то тогда «обычным людям» и подавно можно – более того, ложь может принести им ощутимые выгоды. Студент, скачивающий диплом из интернета, сдающий его под видом своей работы, а потом получающий «корочку», или учительница, мобилизованная в участковую избирательную комиссию, подписывающая липовые протоколы по итогам голосования и затем сеющая «разумное, доброе, вечное», – все они становятся союзниками российских властей. И в основе этой поддержки лежит не столько идейная солидарность, сколько общность интересов, которая способствует взаимному примирению по принципу «ты мне, я тебе» и повышает спрос на ложь со стороны все большего числа россиян.
Именно превращением жизни по лжи в социальную норму и отличается нынешняя официальная мораль от положения дел в советский период, когда провозглашаемые с высоких трибун идеалы правды и справедливости расходились с реальностью настолько, что Солженицын в своей Нобелевской лекции провозглашал, что «одно слово правды весь мир перетянет».
Сегодня его призыв к согражданам «жить не по лжи» в лучшем случае оставался бы неуслышанным, в худшем – мог бы встретить серьезное сопротивление не только со стороны элит, но и на уровне рядовых исполнителей. Неудобная правда отторгается бенефициарами жизни по лжи – ученые советы встречают в штыки разоблачения фальшивых диссертаций активистами «Диссернета», региональные депутаты лишают мандата яблочника Льва Шлосберга, который предал огласке факты гибели псковских десантников в боевых действиях на востоке Украины, а подмосковные избиркомы организуют курсы для противодействия независимым наблюдателям на выборах.
Неудивительно, что в такой атмосфере респонденты Левада–центра заведомо отказываются обсуждать альтернативы официальной точке зрения: запрет «думать и говорить об этом» предохраняет их от неприятных мыслей и от разочарований, с одной стороны, и позволяет явно или втайне рассчитывать на прощение собственных грехов и грешков – с другой.
Жизнь по лжи, таким образом, это не только категория морали, но и поведенческая стратегия российского режима и лояльных ему сограждан. Но у этой стратегии есть один существенный недостаток, отмеченный некогда Авраамом Линкольном: можно недолго обманывать многих людей или долго обманывать немногих людей, но невозможно всегда обманывать всех людей (в том числе и самих себя). Рано или поздно спрятаться от признания неудобной правды за отказом от мыслей и слов привыкшим к жизни по лжи россиянам не удастся. И тогда, скорее всего, неизбежное в этом случае разочарование окажется для них подобно тяжелому похмелью.
