14 мин. ·
Об Ильдаре Дадине.
Cпойлер
Несколько лет назад я поехал в Междуреченск на шахту, там произошёл взрыв, погибло много людей, и я тогда ещё что-то чувствовал, и даже думал о том, чем я могу помочь. Пока ехал. Потом я увидел мужиков с шахты, мрачных и молчаливых, но они не скорбели, и даже не пили с горя, не несли цветы к народному мемориалу, да и мемориала никакого не было - они просто были сильно напуганы. Они боялись потерять работу. Очень боялись, больше смерти. Вернее, смерти они не боялись вообще - зато боялись того, что если сболтнут лишнего, хозяин шахты их тут же уволит, а другой работы в регионе нет. Поэтому они говорили со мной в полголоса и не под запись - про то, что лезут в шахту, когда лезть туда категорически нельзя, что всё не по правилам и не по инструкциям, что в любой момент их может накрыть, и все всё знают, но что поделать, если жена, трое детей, ипотеку выплачивать, и пусть хозяин шахты у них на глазах покупает восьмую тачку, но платит он, и музыку заказывает тоже он.
Здоровенные работяги. Которых на "Распадской" работает несколько тысяч. Разговаривали полушепотом. Или вообще - молчали.
Взрываются шахты, падают самолёты, срываются на головы башенные краны, не выплачиваются зарплаты, насилуют в СИЗО - всё это вызывает у большинства россиян один позыв: понизить голос.
Я давно принял для себя решение: не бороться за людей, которые сами ничего не хотят. Если я решу вдруг совершить самоубийство - уверен, я найду более оригинальный и эффектный способ.
Ильдар Дадин - он другой. Что-то он от этих людей хотел до последнего. Что-то он им пытался объяснить зачем-то. Стучался к ним почему-то. Пусть даже с помощью наивных плакатов. Люди, разумеется, не оценили, к тому моменту они уже пребывали в крымской эйфории - зато оценила Госдума, введя закон, по которому теперь можно сажать в тюрьму даже за одиночные пикеты, и менты, радостно принявшиеся этот закон исполнять.
Несколько раз я спорил с Ильдаром до хрипоты. Я считал, что он занимается как раз тем самым бессмысленным самоубийством. Я говорил: Ильдар, государство, в котором ты живёшь, окончательно сделало свой выбор, нет смысла взывать к милосердию или законности, когда речь идёт об охранниках концлагеря, ты никого этим не спасёшь, а себя погубишь, и никто, кроме десятка, дай бог, самых близких, за тебя не заступится, никому это сейчас не нужно, тут имеет смысл либо сохранить свой род и вид, для далёкого, но важного будущего, либо совершать против власти террористические акты, чего ты, человек доброй воли, не будешь делать никогда, либо заниматься спортом, учиться стрелять и драться, чтобы в нужный момент не стать просто пушечным мясом, либо уехать, либо помогать продуктами и деньгами тем, кто уже попал в беду, либо, либо, либо... Бог мой, да даже создание хорошего информационного сайта или видеоблога, пресловутое "просвещение", принесёт немного больше пользы, чем вот этот одиночный героизм, за который тебя отправят в тюрьму (хотя, честно признаться, я не предполагал, что Ильдара когда-нибудь действительно отправят в тюрьму, да ещё и на три с половиной года - думал, попугают, дадут, в крайнем случае, условный срок, или штраф на миллион...)
В общем, не убедил я Ильдара. Те, кто его знают ближе, говорят, что это невозможно в принципе, что более принципиального человека они в своей жизни не встречали. Наверняка это так и есть.
А теперь я и не знаю, что делать. Вернее, был самоубийственный вариант, он и остаётся: перекрыть машинами все подъезды к Госдуме, или администрации президента, заблокировать работу всех государственных органов - до тех пор, пока они не отменят 212 статью, ну или не начнут стрелять, тогда это будет хотя бы эффектным самоубийством, но у меня нет даже одной машины для этого, да и людей, как не ищу, почти нет. А всё остальное - нечего даже обсуждать. Потому что завтра у Ильдара апелляция не в суде, а в Освенциме. По адресу Богородский вал, дом 8. Зал 225. 11:45. Меня попросили об этом написать его и мои близкие - и я пишу. Хотя думаю, что охранники Освенцима могут и вовсе не привезти Ильдара в суд, и даже помахать рукой в знак поддержки будет некому. С них станется.