Cпойлер
Давным-давно, когда по Брежневу еще с сороковин пирожки не доели, в одной не то шобы далекой галактике, а в близком шахтерском крае, моя тетка закончила общеобразовательную и музыкальную школы. И поехала она в Киев, поступать в институт культуры. Тогда это было относительно приличное место, Юный Орел еще не свил на Печерских горах свое гнездо разврата, и пухлявые украинские девчата приезжали учиться туда без опасения, что их загонят на пилоны крутить поул-дэнсы в жутких хлопковых трусах производства фабрики им. Ахунбабаева.
Девочки хотели петь народные и эстрадные песни, светиться по телевизору, а потом стать чепрагами (кто не в курсе из молодых кадетов, «чепрага» - это не часть лошадиной сбруи, а эстрадная звезда среднего калибра, предназначенная для выступлений на официальных мероприятиях, уровня открытия республиканского съезда работников здравоохранения).
Пока тетка училась на чепрагу, с СССР шото случилось – он еще не распался, но кто-то из республиканского ЦК случайно выронил окурок «Мальборо» в окно «Чайки», его поднял случайный прохожий, затянулся, охуел, дал попробовать другому, тот - третьему… В общем, когда тетка закончила «кулек», быть чепрагой она уже не хотела, а хотела петь в ресторанах. Что я считаю абсолютно правильным – артист должен зарабатывать на зрительских подаяниях, а не на зрительских налогах.
Тетке сильно повезло – она почти сразу после института вышла замуж за саксофониста. Причем, саксофониста в обоих смыслах, как по профессии, так и по национальности. Как саксофонист по профессии, муж раскинул перед молодой певицей целый пасьянс кабачных на выбор – «Дубки», «Млын», «Ленинград», «Метро». А как саксофонист по национальности, метался шо биржевой жук, сшивая контакты между унылыми типами из КОМА и мутными типами из рестораций, сократил коллектив ресторанных дударей-гусельников до трех человек, оснащенных импортными музыкальными дивайсами, и довел доходы коллектива до уровня небольшого свечного заводика.
Потом наступили 90-е годы, денег у бедных трубадуров стало больше, но зарабатывать их стало страшнее. Жизнь ресторанного музыканта уподобилась жизни полкового барабанщика – с одной стороны ты типа некомбатант, и кормят хорошо при кухне, с другой стороны – картечи похуй в кого она попала. После одного абсолютно выдающегося дня рождения Серьезных Людей в заведении типа «Братиславы», когда даже жадные евреи-музыканты укрывались кучей за синтезатором ценой в семь тысяч американских долларов от шальных пуль, дядя-саксофонист спросил у тети: «Зачем Б-г создал, а Колумб открыл Америку, если мы ей не пользуемся?»
Ехать в изгнание следует дружной семейной мишпухой, если есть возможность. Но не всей сразу. В первые нарты надо впрягать молодых собак, разведчиков и эксплореров, а бабушка Роза приедет потом, на все готовое (но неправильное) – чтобы правильно переставить мебель и научить всех снимать обувь еще на тротуаре.
Я тогда был достаточно молодой собакой, чтобы впрячь меня в нарты, а дядя-саксофонист был достаточно порядочным евреем, чтобы относиться с заботой абсолютно ко всем своим родственникам, не деля их кровных и сводных. Такшо я получил косвенно оформленное предложение съебать из этой страны в мир иной и лучший еще при жизни.
Тогда я сел и серьезно задумался.
***
Весь в огне и тревоге шел девяносто третий год. Бензин стоил семь бутылок водки за канистру. Люди запивали спирт «Рояйль» порошковым напитком «Зуко», закуривали этот пиздец «Партагасом», на приходе смотрели Якубовича, после чего сходили с ума и несли деньги в трасты и прочие доверительные наебалова.
Мне был почти четвертак. Благодаря быстрому обмену веществ и геометрически скомпонованному содержанию головы, мир я воспринимал просто. Не потому что был дурак, а потому что это такой возраст, когда человек способен провести единственно верную прямую всего через одну точку, плоскость через две, а три точки он вообще не может удержать в памяти одновременно. Эдакая жизнь молодого джорнимена, когда побои в ринге воспринимаются как часть карьеры, а не как побои.
Я не говорю, что это было прекрасно и хорошо. Многие не выживали. Но для таких как я, жизнь в подобной преисподней напоминала прогулки ле-гуиновской храмовой девочки Тенерис подземными гробницами Атуана. Она скачет себе по смертельно опасным катакомбам на одной ножке, облизывая лолли-поп и напевая себе под нос «эль пульчино пио». За ней где-то лязгнул стальной капкан, бревно на цепях во тьме пролетело, ядовитые шипы из пола выскочили – девочке похуй, она на рефлексах сворачивает возле безголового рыцаря направо, через десять шагов у обгоревшего трупа мага автоматически пропускает над собой стрелу из самовзводного арбалета и возле группы раздавленных бетонной плитой японских туристов с фотоаппаратами вылезает на поверхность позагорать. Ничего страшного. Для местных, конечно, которые смутно представляют себе мир вне гробниц.
Короче, если уж ты как-то к преисподней адаптировался, то сложность адаптации понимаешь, и к предложению пойти второй раз на эти круги познания относишься осторожно – не желая свалиться в крайности, типа «пусть в говне, но на родине» или «лучше первым в Галлии, чем вторым в Риме». Надо сидеть и думать о том, что тебе действительно дорого в этой жизни? Что чужбина отнимет у тебя навсегда – и что подарит взамен, и успеешь ли ты полюбить это раньше, чем у тебя прекратится эрекция и способность любить активно?
(Эту оперу сомнений, соплей и рефлексии я изложил для вас, чтобы вы поняли, как иногда трудно отдать то малое, что обошлось тебе дорого, в обмен на большее, раздающееся даром.)
И тут позвонили из Штатов и прервали размышления страдающего поросенка Петра.
- Да чего ты усугубляешь? Тут все как у нас. Бабушка даже язык не учит, потому что ей не надо. Кабачные здесь русские, клиентура русская, администрация русская, работают все свои, газеты и телевизор российские, магазины – ценники, вывески, продавцы… Все на улицах говорят по-русски. Короче, сам увидишь. Если что надо – выехал в эту Америку, купил чего искал, и вернулся обратно в район. А там привыкнешь…
Я чуть не брякнул: «Зачем Б-г создал, а Колумб открыл Америку, если мы ей не пользуемся?»
***
И это были лучшие из советских. Даже не совсем советских – совок их только укусил, пожевал и выплюнул, скривившись от горечи. Выросшие в условиях вьетнамского подполья хиппаны, живучие как тараканы под тапком государства, отдававшие последние деньги за джинсы и сигареты с ментолом. Ненавидевшие казенную мутоту КОМА и принудилово «литовки», убегавшие через черный ход ресторанов от ментовских облав и прятавших парнусы в отделениях для аккумуляторов. Покупавших «плиты» Beatles на балке весом в зарплату и распознававшие «покупателей в штатском» за версту. Знавших все тексты всех песен всего Pink Floyd за все годы наизусть. И первые, кстати, сказавшие слово «совок» вслух.
Ломка у них, чилишоли, наступила в мире цилиндрического пива, заставляя бережно собирать кусочки совка и выстраивать их в сервантах на память? Я еще понимаю трепетно хранимую национальную ностальгию китайских фонариков, парадов на день святого Патрика и канадианско-гуцульских колядок. Но откуда взялась тоска по культуре общежития и коммуналки? Вы чо, еба?
Зачем Бог создал, а Колумб открыл? Чтобы вы создали там имитацию микрорайона Соцгородок в масштабе 1:72, поставили в ней столик и играли на нем в домино?
Да-да, и это лучшие. А худшие из них еще год назад писали мне в почту, что бендеровцам надо прекратить убивать детей Донбасса и отвести свои фашистские войска обратно в Галичину. Это они узнали в Штатах из передач российского телевидения. Как будто они дома в России его смотреть не могли. Нахуя вы ехали в Америку, аргонавты колбасные? Для того, чтобы там истово поверить в то говно, над которым смеялись на родине?
***
Я думаю, что совок умрет только с последним, рожденным в СССР. И со мной, в том числе – чем я лучше других? Все, что мы, обреченные и укушенные в детстве упырем можем сделать – это пятиться в арьергарде уходящей в будущее колонны, отстреливаясь от упорно ползущей за нами общинной гадины, чтобы дать время женщинам и детям нашего племени оторваться как можно дальше.
И внимательно прислушиваться к себе – не лезет ли уже изнутри? Возможно, в этом и есть единственное преимущество "последних совков", понимающих чем выход из грудной клетки внутреннего элиена отличается от "просто закашлялся".
