Cпойлер
— Ну что ж, — начал он на первый взгляд свободно и даже доверительно. — Горе
побежденным! Но императорский приказ ясен и конкретен, а значит, и выполнен он будет
точно так же. Кроме того, я постараюсь, чтобы все выглядело как результат переговоров, а не
как полная капитуляция. В таких вещах я разбираюсь. Я дипломат уже тридцать лет. И в
четвертом поколении. Моя семья — одна из знатнейших, богатейших… и наиболее
влиятельных…
— Знаю-знаю, а как же, — слегка усмехнувшись, прервал Леуваарден. — Потому-то
здесь и я.
Шилярд поклонился. И терпеливо ждал.
— Сложности во взаимопонимании, — начал посланник, покачивая фужер, —
возникли потому, что вы, дорогой барон, изволили считать, будто победа и завоевание
основываются на бессмысленном геноциде. На том, чтобы где-то там в пропитавшуюся
кровью землю вбить древо знамени, объявив при этом: «До сих границ — мое. Я это
завоевал!» Таковое мнение, увы, довольно широко распространено. Для меня же, как и для
людей, меня уполномочивших, победа и завоевание основываются на диаметрально
противоположном. Победа должна выглядеть так: побежденных следует заставить покупать
блага, производимые победителями, более того, они должны делать это с желанием, ибо
продукты, изготовляемые победителями, лучше качеством и дешевле. Валюта победителей
крепче, чем валюта побежденных, и побежденные доверяют ей значительно больше, нежели
собственной. Вы понимаете меня, господин барон Фиц-Эстерлен? Теперь вы начинаете
понемногу отличать победителей от побежденных? Понимаете ли вы, кому действительно
горе?
Представитель императора на переговорах наклоном головы подтвердил, что да, он
понимает.
— Но чтобы победу закрепить и узаконить, — продолжил Леуваарден, растягивая
слоги минуту спустя, — надобно заключить мир. Быстро и любой ценой. Не какое-то там
перемирие или временная приостановка военных действий, а мир! Творческий компромисс,
согласие, кое созидает и не вводит хозяйственных блокад, таможенных ограничений и
протекционизма в торговле.
...
***
