Вспоминать - невозможно, и невозможно не вспоминать.
Cпойлер
Утром 18-го февраля 2014 мы были там же, где и все - на углу Шелковичной и Институтской. Народа было много, мы толкались, терялись, а потом снова "находились", ориентируясь на пожилую женщину интеллигентного вида, которая стояла возле столба и колотила в него камнем. Бам, бам, бам... А на углу играла волынка, и на неё мы тоже ориентировались. И смотрели, не в силах поверить, что видим это, как с крыши дома со стороны институтской беркутовцы в чёрных шлемах бросают газовые гранаты прямо в толпу, прямо в нас...
Я совершенно не помню, кто мне тогда позвонил и попросил куда-то приехать и привезти какие-то лекарства - все детали про кто, куда и что стёрлись из памяти безвозвратно. Потому что я никуда не доехала. Но в тот момент я попрощалась с нашими, прихватила из толпы Dinka Dinka и мы поехали. Видимо, съезжая с тротуара, я зацепила какой-то важный тросик в машине. Машина начала себя вести подозрительно очень быстро, но я, высадив Динку по дороге, доехала аж до вокзала - именно на подъеме на Льва Толстого, уже совсем возле вокзала, машина встала. На асфальте виднелся чёрный след от масла. И я стала звонить мужу, который остался там, на Институтской, и требовать, чтобы он приехал меня спасать. Так, благодаря вытекшему из коробки передач маслу, я выдернула оттуда мужа и Костю Гаргера. Они уехали - и через несколько минут на Печерске началась бойня. Бойня, из которой я их, получается, выдернула из-за своей поломанной машины...
Машину отбуксировали на сервис, и муж поехал обратно. Доехал только до Университета, метро остановилось, дальше он бежал пешком. А навстречу ему бежали люди - оттуда. А я сидела на сервисе, ждала, что мне сейчас отдадут машину - и я поеду за ним.
Машину мне не отдали, идти на Майдан можно было разве что пешком, через центр, набитый титушками... Так я и осталась дома, плакать, молиться и смотреть стримы.
Муж вернулся домой глубоко в ночи, грязный, с красными от дыма и газа глазами. Уже пылал Дом Профсоюзов, уже застывали лужи крови в Мариинке, уже пошли по Крещатику и загорелись БТР-ы. И мальчик, которого я никогда не видела и не слышала, кричал, стоя на последней, огненной баррикаде - "Стоїмо, хлопці, стоїмо!", кричал так, что крик этот отдаётся у меня в ушах до сих пор... Уже прорывались в Киев автобусы с запада. Уже было понятно, что всё изменилось окончательно и безвозвратно.
Утром 19-го Майдан всё ещё стоит. Это было непостижимым чудом. А раз стоит - то надо ехать. Все точки обогрева и питания были сметены, но продуктов к обеду нанесли столько, что их стало негде хранить. Кто-то сказал, что нужны посуда и термосы.
В Мегамаркете парковка была забита. И толпы людей, каких я не помнила даже перед Новым годом - все с полными тележками. Возле кассы я спросила у стоящей рядом тётеньки, что за ажиотаж такой. "Так город закрыли, продукты не будут подвозить, надо запасаться!" - сообщила она. В тележке у неё были крупы, консервы, сахар, масло, что-то ещё стратегическое. Мы с мужем окинули взглядом свои две тележки, в которых были термосы и пластиковые стаканчики, много-много. "Если что, их и будем есть!" - засмеялась я.
Кипятка на Майдане добыть было негде, и мы всю ночь ходили к Катеньке - у неё на плите стояли кастрюли с водой, мы наливали кипяток в термосы и несли их "на передовую". А потом снова шли, за новой порцией. А по Крещатику, со стороны Бессарабки, несли и везли шины. Стояла очередь машин - слить бензин. И чёрный дым стоял над Майданом, и горела последняя баррикада. И какой-то незнакомый мальчик, которого я никогда не видела и не слышала, кричал: "Стоїмо, стоїмо!". И почему-то совсем не было страшно...
