Через край" (Over the Edge, 1979) Джонатана КапланаНа фильм вышел благодаря свежей документалке про Кобейна «Kurt Cobain: Montage of Heck» (жесткий психоделический монтаж, мрачная анимация, замечательная картина погружения в маргинальное безумие – особенно домашние видео Курта и Кортни). Кадры показанные в фильме сопровождались комментарием, что Курт со сверстниками был без ума от фильма, настолько им казалось, лента про них! Из нарезки уже было понятно, что фильм про школьный бунт в маленьком городке: горящая машина копов, насмешки над родителями в радиоэфире, петарды, взрывы, пальбы из винтовки. Из фильма стало известно, что лента основана на реальном событии – а сеть подсказала, что такие события в 1970-х были не редкостью. Over the Edge – яркий пример совершенно неустаревшего культового молодежного кино, с обязательной музыкальной дорожкой (хард-рок, панк-рок, нью-вейв и Хендрикс) и блестяще запечатленной эпохой. Как вдруг выяснилось, великий фильм Линклейтера, «Под кайфом и в смятении» про семидесятые вообще – ничего – не – выдумал! Если сравнить два янтаря на просвет солнца – внутри окажутся похожие насекомые. Такие же, какие были в головах поколений отцов и детей 1970-х. Герои Over the Edge (среди них и персонаж Мэтта Диллона – это его дебют, позднее он сыграет похожую роль с похожей печальной судьбой в «Изгоях») бухают, накуриваются, трахаются, палят из пистолета на пустырях. Им реально нефиг делать. И не потому, что, как вдруг кто-то мог бы подумать, у них там подростковые гормоны (не без них, безусловно), а потому, что живут они в недавно построенном городке, «инженеры и строители которого не подумали о том, что жить в нем будет четверть юного населения младше 15 лет», как не без сарказма сообщают нам в самом начале авторы фильма. Пинать балду на пустырях – это, по-моему, всемирное и космолитическое занятие, объединяющее всех подростков из такого рода селений – покажи эту ленту нашей милой гопоте конца 80-х-начале 90-х годов, они засмотрели бы кассету до дыр! На удивление свежее кино, которое за десятилетия совершенно не протухло, по-прежнему на трех-четырех сценах вжимаешься в кресло, и хочется взорвать этот гребанный мир (привет нелюбимому мной Кобейну). Разве только возникают вопросы к поколению отцов, выросшему, казалось бы, в 50-х, с их Пресли и началом освобождением, и наблюдавшим 60-е вживую, так сказать – но ничему ровным счетом не научившемемуся, отчего по фильму и происходит взрыв. Обстановка страшно накалена, как будто нарочно детский мир все более зажимают и делают жизнь подростков совершенно уже невыносимой (вопросы о причинах употребления всего, что можно употреблять, и бессмысленного промискуитета – тут, наверное, не остаются без ответа), но методы экспло-кино не кажутся намеренными – потому что человеку, взрослевшему в похожем городке (типа меня) не надо рассказывать про методы экспло, ага. Правда жизни, че уж там. Родные этой ленте фильмы: «Последний киносеанс» Питера Богдановича, «Бойцовая рыбка» Копполы, «Американское граффити» Джорджа Лукаса и вообще армия такого рода кино разной степени накуренности и обдолбанности. Обожаю его.
«Кумико, охотница за сокровищами» (Kumiko, the Treasure Hunter, 2014) Дэвида ЦелнераВ начале нулевых в окрестностях Фарго был обнаружен труп замершего японца – первый чудесный факт. Второй факт – он, кажется, искал сокровища согласно кассете с фильмом Коэнов, используя ее как карту острова сокровищ. Третий факт – японцы, кажется, уверены в том, что фильм Коэнов почти документален. Четвертый факт – большинство перечисленных фактов – фейк. Фильм Целнера отталкиваясь от вышеизложенного рассказывает историю забитой японской девушки, помешанной на кассете Коэнов, и отправляющейся на поиски сокровищ в тот самый Фарго. Несмотря на поразительную и интригующую завязку – самое унылое кино последних недель. На рожу унылой забитой японки смотреть совершенно невозможно, хочется забить ее окончательно, чтобы уже и правда не отсвечивала. Финал любопытный, но предсказуемый. Кому-то это кино безусловно может понравится, но на мой взгляд оно скорее из когорты бесчисленных постмодернистских аллюзий на уже подстмодернистские аллюзии. Голова от такого рода лент начинает болеть.
«Нити» (Threads, 1984) Мика ДжексонаЯ как-то видел мокьюментари 1964 года War Games на похожую тему: в том же документальном стиле показана хроника погружения в настоящий ад лондонского городка и графства и в этом фильме. Только тутошний ад еще более незамутненный и кошмарный. Можно только сравнить с другим шедевром антиутопии «Письмами мертвого человека» Лопушанского. Та же временами сепия, почти обесцвеченные кадры, умирающее население и тотальный беспросвет. Вот только у Лопушанского в финале пусть и формально-искусственная, но намечается хоть какая-то надежда, авторы же «Нитей» в своем творении весьма последовательны и выступают чуть ли не патологоанатомами разрушения социальной действительности и социальных тканей. По фильме социум медленно, но неумолимо соскальзывает в бездну, зацепиться ему не за что - а возврата оттуда нет. Противостояние двух держав, которое обсуждают влюбленные в машине и мужики в баре – приводит к ядерной зиме, следствия ведут за собой следствия, и как круги по воде расходится кошмар, не имея никакой возможности остановиться. Слишком поздно понимаешь, что лучше уже не будет, и точка была поставлена еще в самом начале фильма – просто персонажи этого, разумеется, не поняли.
«Ошибка времени» (Time Lapse, 2014) Брэдли КингаРассказывать без спойлеров о фильме нет смысла, поэтому коротко. Фильм из большого подвида сай-фая про путешествия во времени, только тут путешествий нет, зато есть фотоаппарат, умудряющийся фотографировать будущее. Узнав о его существовании троица (мальчик, мальчик, девочка) дуреют от счастья – лотерея, много денег – и потихоньку сходят с ума. Лента в этом смысле немного напоминает «Неглубокую могилу» Бойла (хотя, наверное, это тоже спойлер, да?). Идея интересная, воплощение камерное, красивое, замечательное. Девчушка из «Флэша» умеет все также испуганно-прекрасно таращить глазки – а что еще сегодня для инди-счастья надо-то? Шутки про селфи, кажется, тоже присутствуют. Из оригинального: попытка героев сыграть с временем также, как в шахматы с компьютером играют недалекие люди: последовательно повторяя его ходы. Ни к чему хорошему это, конечно, привести не может, и это не спойлер, потому что перед нами, простите, не ромком, а триллер.
«Волшебная девочка» (Magical Girl, 2014) Карлоса ВермутаЧудесное, очень красивое и страшное кино, напоминающего позднего Альмодовара (особенно «Кожу, в которой я живу»), и представляющее собой некую свободно понимаемую ленту Мёбиуса: начало рифмуется с финалом, герои рифмуются между собой, девочки – обе волшебные – а преступления, ими вызванные, ведут за собой преступления. Замкнутый контор. Не кино, а кротовые норы! В философию глубоко лезть не будем, но это волшебное и чудовищное кино (12-летние девочки-лолиты, снафф-аллюзии, лейкемия, убийство детей, насилие над женщинами и т.д.) мог бы снять если не Альмодовар, так разве какой-нибудь сегодняшний японский режиссер. Ну, понятно, да? Между прочим, японские мотивы и аниме тут тоже присутствуют, с них этот волшебный фонарь и начинает свое движение, в стиле какого-нибудь Сауры (см. «Выкорми ворона») девочка танцует перед зеркалом, девочка заболевает, девочка хочет японское платье японской вымышленной волшебной принцессы. Папа в раздумьях – платье на сайте стоит заоблачных денег. Магия красоты и невинности здесь оборачивается настоящей обсессией. Прекрасно обыгран даже архетип «красавица и чудовище» («красавицы и чудовища», «красавица-чудовище»). А желание обычного нормального человека в лепешку разбиться, но выполнить желание любимого человека, особенно очень больного, приводит к эффекту домино совсем не того сентиментального порядка, какой обычно показывается в кино. А все потому, наверное, что ради желания даже очень любимого человека не стоит переступать ту невидимую черту, о которой все, кажется, в курсе (особенно в курсе наша совесть, не позволяющая часто нам этого сделать), вот только формализовать эту черту не представляется до сих пор возможным. [За наводку на два последних - спс
Кентавру]
«Хроника одной любви» (Cronaca di un amore, 1950) Микеланджело АнтониониДля порядку – о старье. У товарища оставались две несмотренные мной ленты, эта и еще «Дама без камелий» (La signora senza camelie, 1953). Последняя, саркастично и жестоко обыгрывая знаменитый роман Дюма, содержит в себе один из самых горьких и грустных финалов в творчестве итальянца (а согласитесь, победить в таком соревновании нелегко – попробуйте-ка найти у Антониони сладкие финалы!). Лючия Бозе, поразившая меня в «Даме», играет и в «Хронике». Бозе – ранняя муза Антониони, идеальная форма для воплощений почти любых женских образов, если они настоены на красоте. Просто потому, что Бозе – почти совершенно прекрасна, причем прекрасна той красотой, которая холодна и отчужденна, и возникает даже иллюзия, что за ней лишь пустота, и более ничего нет (т.е. может девушка-то эта красиваа на самом деле добра и нежна, но верится в это с трудом). В «Хронике» Антониони снимает, кажется, ее впервые, и сразу же придает ей изящную форму «дамы без камелий», роковой красавицы, холодной, богатой, но несчастной. И утягивающей за собой в омут когда-то любимого парня, пока муж нанимает сыщика, который идет по следам их прошлого, раскрывая таинственный секрет, скрывающийся за внешней красотой и невинностью нашей молодой леди (убийство? несчастный случай?). Красота Бозе – надо обязательно заметить, поданная Антониони и сервированная кинематографом красота – какой-то абсолют хрупкости, холода, совершенства, пустоты, невинности и всего на свете. Можно вливать в эту фигурку любой металл, хоть презренный, хоть драгоценный. И снимать в роли и Маргариты Готье, и самых жутких фам фаталь американского черного кино.
Ну, вот пример:
Догадайтесь-ка по ней, что она там о себе думает, и не готова ли на завтра предать себя или самого близкого друга?
Ну, или из самой «Хроники»:
Безупречное кино. Как на мой скромный взгляд. При этом кто-то с удивлением обнаружит, что Антониони тоже не гнушался жанром, и снял по факту самый настоящий «нуар» - на ранний нуар Лукино Висконти «Одержимость» (Ossessione, 1943) он, к слову, довольно похож (как и на «Двойную страховку» Уайльдера). Нуар не только салонный, как это следовало бы ожидать от респектабельного кино Антониони (кстати, в великолепном «подношении» старому итальянскому кино «Мы так любили друг друга» (C'eravamo tanto amati, 1977) Этторе Скола именно «салонность» кинематографа А. саркастично высмеивается), но уличный, то есть, самый настоящий. Несмотря на то, что, кажется, все преступления тут вынесены за скобки и остаются за кадром. История молодой супруги богатого папика и ее бедного любовника – стара как сама человеческая история. Но пристегнута к истории еще и лирическая часть, та самая невыносимая невозможность любящих соединиться – не в реальности, ручками, а сердцами! – которая преследовала потом Антониони всю его кинокарьеру. Двое то и дело встречаются в большом городе, гуляют в парках и на улочках, трахаются в дешевых нумерах. Но, кажется, не совсем чтобы любят друг друга. Даже не так: они какие-то потерянные, точно ниточки перерезаны, и им ничего не остается, как продолжать бессмысленно двигаться, ибо в противном случае – бесконечная тоска сожрет их.
Ждать при этом нововолновой трогательности и той самой шестидесятнической «лирики чувств», разумеется, бесполезно. Фильм холодный, изящный и элегантный как редкая бонбоньерка. С той лишь разницей, что скрывает он не пустоту идеи и сюжета (фильм напротив, чересчур жирный для аскета Антониони), а пустоту той богатой, элегантной и кинематографичной, и безлюбовной жизни, про которую десять лет спустя другой великий итальянец снимет «Дольче виту», закрыв по сути тему раз и навсегда (а еще некоторое время спустя некий Соррентино снова развернет и откроет бонбоньерку как ни в чем не бывало!). Снят этот дебют безумно прекрасно. Вы только чего не подумаете, у дебютанта за плечами стажировка у Марселя Карне – а Карне плохому не научит. Дебютанту на момент съемок фильма было 38 лет. Поэтому вся эта изысканная горькая атмосфера и графика чувств, напоминающая уже позднего гения, вряд ли придумана или умыкнута, скажем, у Стефана Цвейга. В 38 лет, можно сказать, Антониони уже очень печально смотрел на нашу жизнь. И, что ни говори, результаты этого печального взгляда – чрезвычайно горьки, хотя и необыкновенно прекрасны.
