Ну так они и едут, некоторые.
Но подход, конечно, такой себе.
Вот может я хочу возделывать загородный дом соседский, собирать там урожай и растить детей, вот это все.
Чем-то перекликается с этим:
Александр Васильев. Право на право
Cпойлер
Естественно не получая от высоконаучного прогрессивного сообщества ответа на свои дурацкие вопросы, типа, почему люди, которые утверждают, что реформы «начинать можно с любого момента и любой точки», никак не начинают, и ещё более дурацкие предложения поправить что-нибудь в консерватории, я вынужден с упорством городского юродивого пытаться излагать собственное видение ситуации и отношение к ней.
Правда. один мой товарищ всё-таки попытался пояснить парадокс всеобщего оцепенения: «Причина метафизическая. Начинать реформы в России - неинтересно. Вот мне - неинтересно. А почему кому-то будет интересно?»
А другой и вовсе начал объяснять, почему он предпочитает обходится без всяких реформ вообще, поскольку опасается их неприятных последствий в виде излишних революционных ужасов. Как будто, его кто спрашивает, что он предпочитает, и только остается с ним договориться, успокоив по поводу последствий, как сразу же российское общество вместе с государством начнёт быстренько реформироваться.
Вряд ли всё это поможет мне рассеять сомнения и недоумения, но зато дает повод для нескольких субъективных замечаний по теме.
Тех, кому неинтересно начинать реформы в России, я как раз вполне понимаю, хоть спрашивал вовсе не у них и не про них. Мне же самому не просто неинтересно. Считаю, что вредно и категорически нельзя.
Реформы надо заслужить. Если после всенародных последних президентских выборов население моей страны такую возможность потеряло практически, то после украинских событий и массовой на них реакции оно лишилась ещё и морального права на реформирование. Теперь только по-другому.
Вообще, меня всегда и очень умиляет вот это в разных вариантах – «Христос любит тебя!» или «Господь любит нас!» Так и хочется спросить: «Это с какого же перепугу он по-вашему впал в такой маразм?» Только воспитание останавливает…
А, предположим, вы бы потехи ради написали программу какой-нибудь компьютерной игры, задав определенные правила и законы, но с возможностью большой степени свободы нейронных связей, типа, как в том варианте, что только что выиграл у чемпиона в «Го» (только умоляю специалистов не начинать тут биться в истерике, я сам понимаю, насколько полный бред пишу с точки зрения профессионалов, но прошу просто воспринять как условный образ), а программа эта через какое-то время начала вытворять то, чем занимается человечество. Уверен, что, немножко повозившись, вы бы в лучшем случае всё бы кардинально переделали и переписали с самого начала. А, скорее всего, попросту стерли бы неудачный вариант к чертовой матери.
Так что, не дай Бог, чтобы Он и в самом деле существовал. Могу успокоить лишь тем, что существование, только уже ваше, ладно, из приличия соглашусь, наше, полностью исключает такую возможность, в смысле существование Его.
Но в любом случае, никто вас так уж особо не любит. Бог, дьявол и даже лично я, самый любвеобильный из названных, относимся к вам весьма скептически и без больших положительных эмоций.
Однако, возвращаясь к тому моему изначальному тексту про «зачарованных странников», могу сказать уже им, а не тем читателям, которые тут вовсе неповинны ни в чем в большинстве своем. Вам, считающим свою интеллектуальную многозначительную изворотливость высшим проявлением мудрости и трезвого рационального взгляда на мир, именно вам сегодня читается приговор. И совершенно не имеет значение его содержание. Главное – он уже вынесен.
Теперь чуть подробнее и конкретнее относительно упомянутого «морального права на реформирование». Что это такое, как его можно лишиться и какие критерии возобновления этого права? И уже заодно – а каким образом советское общество заслужило реформы конца восьмидесятых?
И начать я хочу с высказывания своего мнения по последнему вопросу в категорической форме: «Нет, болото, называемое советским обществом, реформ конца 80-х никаким образом не заслужило и морального права на них не имело».
Но тут, мне кажется, есть нюансы и оттенки.
Вот у меня недалеко от дома в салоне стоит роскошный «Бентли». Имею ли я на него право? Естественно, ни малейшего. Но если кто-нибудь его мне подарит, честное слово, ничего особого, уж во всяком случае плохого, не произойдет и со мной, и с этим автомобилем, и вообще со всеми остальными, которых даже чисто теоретически это могло бы коснуться. И это не предположение, и не попытка рассказать, какой я хороший, и не попытка выклянчить этот самый «Бентли». А просто факт, неоднократно подтвержденный на практике. Случались и «бентли», и много покруче, и никаких отрицательных последствий никогда не наблюдалось.
А представим в такой ситуации моего деревенского соседа Валеру. У него сейчас большие сложности в жизни, кстати, далеко не только финансовые, хотя, конечно и они тоже. Я не хочу особо вдаваться в подробности, хоть и он, и кто-либо иной из его круга общения мой Журнал не читают, а всё-таки реальный человек, и я не в праве оглашать публично подробности его личной жизни. Отмечу лишь, что сложности эти во многом сходны с подобными у большинства нашего населения. Хотя, возможно, и в несколько гипертрофированной форме.
И чисто теоретически Валера способен окончательно дойти до ручки, остаться с голой задницей на морозе, попасть в больницу, пройти через очень тяжелый, мучительный период восстановления и выздоровления, после чего, с чьей-то помощью при счастливом стечении обстоятельств переродиться и стать, наконец, нормальным, вменяемым и ответственным человеком.
Скажу сразу, что лично я в это совершенно не верю, более того, как раз абсолютно уверен в обратном. В смысле, что он полностью безнадежен. Но это мое субъективное мнение, и оно здесь значения не имеет. Теоретическая возможность есть, и от этого никуда не денешься.
Но если Валере подарить «Бентли», то тут уже без вариантов. Он и сам точно погибнет, и машину расхерачит, и народу окружающего ещё на ней немерено покалечит. За это я уже отвечаю, слишком хорошо и давно его знаю.
Так что, на вопрос, имеет ли он право на «Бентли», я с одной стороны могу ответить, что никакого, точно так же, как и я. Но его и мое «не имею права» все-таки несколько различаются. То есть, его отсутствие права, естественно, с моей точки зрения, носит ещё и запретительный оттенок, так как там находится потенциальная массовая угроза.
Так, примерно, было и с нами, советскими людьми. Мы не заработали шанс на реформы конца восьмидесятых. Нам его подарили. И никакого права, прежде всего морально, у нас на него не было. Но, с другой стороны, имеются и некоторые смягчающие вину обстоятельства.
Это не мы устраивали октябрьский переворот и даже предки далеко не каждого из нас, а получили готовую ситуацию от рождения. Потому не были обречены на то, чтобы не суметь воспользоваться подарком или воспользоваться им во вред себе и окружающим.
А нынешнее население страны пришло к своему сегодняшнему состоянию осознанно и самостоятельно. Поэтому его «отсутствие права» носит тот самый запретительный характер, что и для Валеры. И повторный такой подарок будет особенно несправедлив именно потому, что повторный.
Его и не будет. Больше никаких подарков.
