Солдаты против генераловПо словам нашего источника в Минобороны Украины, о случившемся под селом Новоласпа главнокомандующий Петр Порошенко узнал лишь утром. В ночь на 10 августа вооруженные силы Украины, а именно бойцы 72-й бригады, взяли Новоласпу и Староласпу штурмом, проведя самую успешную военную операцию с января.
Уже через несколько часов после начала атаки войскам было приказано отойти назад. Были заняты прежние позиции.
Удалось поговорить с бойцом, принимавшим участие в зачистке сел:
— Вечер, наблюдаем, они все стягиваются, стягиваются, стягиваются. Мы сообщили командованию, командование сообщило на сектор. Они говорят: наблюдайте. Короче, на уровне бригады была достигнута договоренность, что, как только с их стороны что-то летит, — отвечает вся артиллерия бригады. Мы готовы были.
Мы били всей мощью. Командир доложил ОБСЕ: нас обстреливали, мы ответили. У европейцев истерика. Тут сепары включают героев, идут на наши позиции, командир говорит: не реагируйте. И они почти все там на минных полях остались. Человек 150 полегло, они две машины с кусками тел вывозили потом. После этого их попустило очень резко. И мы два села зачистили. Они аж там усрались, так бежали. Они там уже жили в семьях, в домах, вообще не ожидали, что мы придем. Гражданских мы не трогали.
Наш танк залетел в Белую Каменку, дал по трем бэтээрам, раздолбал бэху, но они его взорвали. А экипаж свалил. Белую Каменку мы уже не брали.
Потом они начали группироваться, мы начали окапываться. И тут бам — приказ, отступаем до прежних позиций. Прошли обратно два села. Три танка там оставили. Мне не описать, что на душе творилось.
В слишком скором завершении атаки бойцы 72-й бригады винят «Правый сектор», официально отведенный с переднего края, но оказавшийся в Старогнатовке. Поучаствовав в бою и получив потери, бойцы передали новость на свой сайт, и вскоре командование сектора М было разбужено журналистами. Насколько известно «Новой газете», за заговор солдат против генералов ответственности пока никто не понес. Позиционная война выматывает, а минские усилия совсем иначе ощущаются рядом с линией соприкосновения.
Новотроицкое, 26.08— Это артиллерийская война. Психологически оно нам легче, конечно.
Молодая поросль ясеня выкошена осколками. Прикопана техника.
Вадим, заместитель командира роты по работе с личным составом, скучно рассказывает про то, как последний раз мог умереть.
— Из района Докучаевска был артобстрел 20-го числа. Ну и несколько воронок, прямо где мы сидим. Били очень точно, четко по нашим позициям. Все позиции они давным-давно знают. Последние два месяца, думаю, с той стороны российские войска стоят — так как стреляют очень кучно, очень точно. До того минометные выстрелы около 60—70 раз, но хаотично. Корректировщик еще есть наверняка. На данный момент не выяснили его… После обстрела просят режим тишины и перемирия.
Еще через Новотроицкое заходят диверсионно-разведывательные группы. Последние две пытались пройти через тыквенное поле.
— Отвлекающий маневр — артобстрел, — ну и заходят, — говорит Игорь, тоже из 72-й. — Бывает, сразу с двух сторон. Вон белая хатка, видите? От нее 24-го на День независимости Украины была попытка проникнуть до 10 человек. Они уничтожены. Вчера опять была попытка проникнуть — уничтожены частично, отступили. Человек 7—8 было, точно не видно, расстояние большое. Первые — скорее всего любители, вторые — посерьезнее, так как успели уйти. Они всегда стараются уйти, если обнаружены, в бой вступать не хотят. Они разведают наши позиции, берут координаты, потом по позициям начинают САУ и «Грады» работать.
Игорь рассказывает, что в последний месяц лазутчиков по мариупольской линии фронта ловят практически ежедневно. «А сколько не ловим — вообще без понятия».
— Разговариваем же на одном языке. Форму нашу надевают, формы у них запас большой. Потом у нас служат ребята, которые им информацию передают. А у них — которые нам. В итоге мы знаем пароли друг друга. Ну не все знают, конечно, а кому положено. Вот они и лезут. Приехал, машину взял, напакостил, обратно поехал. Невозможно большую территорию контролировать так, чтоб муха не пролетела. А мы — что мы, удерживаем позиции.
Не так давно ДРГ (диверсионно-разведывательная группа — Е.К.) остановила нашу машину. Пацаны ехали… Официальная версия — на разведку местности, но я думаю, что на рыбалку. На военной машине, в грузовике. И с ними был офицер, ротный. Их машину каким-то образом остановили. Двоих ребят убили, двоих взяли в плен. Вот это именно, в идеале, работа ДРГ — пакость сделать и слинять. Можно еще в село стрельнуть, тоже хорошо.
До села долетает. Село негодует.
Прасковья. Новотроицкое
— Вот тут яма, засыпала, засыпала. Тут была клубника у меня, считай — малина! Трещина у доме, дырка в занавеске! Во-он моей дочки дом, тоже в дырках. Соседке окна повыбивало вси. Попадало тут добре, добре попадало, люди пострадали хорошо!
Сейчас на месте клубники Прасковья пытается развести помидоры.
Окна в нежилых домах аккуратно заложены досками, в жилых — затянуты пленкой. Через белую стену дома идет глубокая трещина. Идет от фундамента — снаряд упал во дворе. Углы украшены зелеными досками с узорами — узоры часто перебиты осколками.
Дом разбило еще 5 февраля. Восстановиться не могут с зимы.
— Поссовет дал клеенку. На крышу шифер ссыпали, клеенкой прикрыли. От поссовета тысячу гривен дали. А что на эту тысячу!
Рита, кареглазая женщина с широким лицом, рассказывает, как противостоит обстрелам:
— Бывает в девять, бывает в 11, бывает и в 5 утра. «Жигули» у нас е. Как обстрел, выезжаем в поле, ночуем с детворой. Стоим посреди дороги, где потише. У нас подвалы негодны. Если завалит, завалит вместе с детьми. Двое детишек у меня, дочке 5. Сонных хватать и бежать попробуй! А я наловчилась, молодец.
Старогнатовка. Первая позиция. 26.08Дорога усеяна разбитыми ветками. Три «ежа» ржавеют на проселочной дороге, выглядят совсем несерьезно. От ежей до ДНР — три километра.
Обожженные солнцем, пожилой человек и парень поднимаются из ямы в кустах, щурятся.
— Ой, ***, — выдыхает молодой.
— Все, никаких съемок, никаких репортажей. Потому что мы после вас страдаем. Потому что в прошлый раз приезжали, и последствия были очень серьезные.
— Вы, получается, последние? Перед ДНР?
— Не последние, а самые первые. Мы здесь стоим.
Дорога на Новоласпу
— Мы не стоим! — перебивает молодой. — Мы собираем. Осколки! Минометы, «САУшки», а может, подводная лодка всплыла и нас долбит, не? Вот вы сегодня приехали… Товарищи, вы зараз уедете, буквально минут 5—20 нас накроет. Они наблюдают за гражданскими машинами.
— Прошу вас, садитесь в машину, — просит пожилой.
Быстро уезжаем. Через 20 минут действительно начинается обстрел.
Под этим обстрелом гибнет командир пулеметного взвода Вячеслав Николаевич Барановский. Он провел семь месяцев на переднем крае. До дембеля ему оставалось две недели.
Старогнатовка. Пост «Ромашка». 26.08Фараон. Пост «Ромашка»
Одна из башен высоковольтной линии уткнулась лбом в землю.
— За посадками Новоласпа и ДНР, — говорит Фараон. Поправляет оранжевые очки. — У нас прямо, справа и сзади противник. Поэтому мы все, вообще все заминировали.
До первых позиций сепаратистов — 5 километров. «Укрепрайон там, СПГ 3—4 штуки, две бэхи. Танк их куда-то делся». Но позиции артиллерии, как правило, передвижные, «на одном месте не стоят». Ребята ходят без броников. Объясняют:
— Бывает обстрел «САУшек» 122-х — и вот от них надо очень быстро бежать. А в бронике, в каске… САУ летит с района Новой Марьинки. 10—15 километров.
— Вот фильмы смотришь, и САУ стреляют, глаза-то трошки бегают, – говорит солдат. – А раньше реакции не было.
— Смотри, — Фараон протягивает осколки. — Вот снаряды системы «бритва». Они тяжелые, ни один броник не защитит. Толщина земли метр — и то оно прорезает. В блиндаж залезает. Вчера вот залезло…
«Бритва»
Мы отвечаем только в ближайшее село, 5 километров. Отвечаем РПГ. Мы просим разрешения у вышестоящего руководства. Предупреждаем, что нас накрывает, просим об ответке. Нас обстреливают каждый день, ответку даем раз в три-четыре дня. И каждая ответка плачевна для нас в первую очередь. Если на нашей позиции находится одна боевая единица, они увеличивают у себя ее в пять раз. Одни почему-то постоянно пытаются усилить свои позиции в несколько раз.
Про тех, кто стоит с той стороны, Фараон говорит осторожно:
— Мне известно, что там стоят подкованные люди. Люди с опытом. По тому, как они накрывают наши позиции, передвигаются, реагируют на обстоятельства. Это люди, которые воюют не первый день и не первый год. ДРГ пробираются, пытаются раз в 3—4 дня. Ближе чем на 200—300 метров не подбираются, мы их замечаем, начинаем обстреливать.
До войны Фараон был менеджером.
— Добровольно попал. Пошел в военкомат, взял повестку. Некоторое время был волонтером. Потом увидел письмо моего сына неизвестным солдатам, они в садике писали. «Спасибо тебе, солдат, за то, что ты защищаешь нашу Украину, маму и папу». Ну и мне стало стыдно, что солдат защищает маму и сына, а папа почему-то не пошел.
Скоро сыну исполняется пять лет, надеется подгадать с отпуском, увидеть.
В 16.40 начинается обстрел со стороны ДНР. Миномет бьет 15 минут, между разрывами слышен треск стрелкового боя. Пять минут — тихо. Затем начинается обстрел со стороны Украины. Сопровождающий нас офицер пресс-службы говорит, что стреляет миномет 80-го калибра, но солдаты говорят, что это 120-ка, САУ, запрещенная Минскими соглашениями.
Под соседней Прохоровкой гибнет 5 бойцов: снаряд, ударившись о дерево рядом с окопом, разорвался у них над головами.
Пресс-служба сектора М объявит, что сепаратисты тоже понесли потери — взорваны склады боеприпасов в Петровском и Стыле, в Тельманове разбито скопление военной техники, раненых более 50 человек. Дальность поражений не соответствует возможностям артиллерии, разрешенной Минскими соглашениями, но пресс-офицеры говорят: «Действовали наши разведывательно-штурмовые группы».
Старогнатовка, 27.08До войны в Старогнатовке жили 5000 человек, теперь осталась тысяча. После вчерашнего обстрела опять нет электричества, и из некоторых дворов чадят самодельные мангалы — нужно быстро съесть мясо, чтобы не испортилось. Большинство участков зарастает высокой травой и сиренью. В некоторых домах взломаны окна. Две недели назад на растяжке у дома подорвался местный, Дима Попов, — но подозревают не военных, а криминальные разборки: «Все нормальные выехали уже». В почти прозрачной блузке и в широкополой шляпе по пустой улице идет Валя, несет хлеб. Валя говорит взахлеб.
— Мой сын уехал уже как год. Я не могу! Бывает, два-три дня не стреляют, даже неделю не стреляют, но все равно начинается. Тишина — потом опять начинают. А все равно тянет на свой бугор, на свой дом. Уезжала до сына в Соледар. По стройкам, по шабашкам работала. Неместных не берут: прописка, то-се. Дом приснился. Вернулась. Соломы нет, угля нет, без угля очень страдаем. Поля не дали засеять. Сена нет, ячменя.
С войной отменилось большинство автобусов, связывающих село с рабочими местами, и «все мы стали домохозяйками». Выживали землей. Большинство старогнатовцев имеет земельный пай и сдает его в аренду сельхозпредприятиям — за сено, сахар и зерно. Но в этом году из-за обстрелов почти не сеялись или сеялись поздно, семечка взошла мелкая, ее до сих пор не убрали. С атаки ВСУ на Новоласпу комбайны в поле не выходят. Фермеры объявили поселковым, что зерна в этом году почти не будет, и сена не будет.
И теперь Валя продает корову Фиону, которая кормила ее с начала войны.
Валя спокойно рассказывает про обстрелы, но про Фиону плачет.
— Ее берут не на молоко. Ее берут живым весом, по 18 гривен за килограмм. А продадут по 60 в Донецке.
И — без перехода.
— Мы хотим, чтобы было спокойно, мирно, вольно. Я вот, например, хочу быть свободна. Почему я не могу быть свободна? Мне перекрывают голос. Зачем? Хотят донецкие сами быть — пусть будут свободны. Я хочу быть в Украине — и я в Украине. Почему нельзя как раньше? Захотела — в Крым до сына, захотела — до свахи на Россию. Не, говорят, надо всем долго, долго договариваться — но не договорились. Смотрели Минск по телевизору — но уже и свет отключили, все.
На магазине наклеено обращение к «уважаемым матерям, женам, сестрам и дочерям Донбасса». Старогнатовцев информируют об освобождении от уголовной ответственности для добровольно сложивших оружие. «Пусть обнимут детей, утрут слезы родителям, подарят ласку женам! Поговорите со своими мужчинами!» У продавщицы магазина ногти выкрашены в цвета украинского флага, иголочкой выведен трезубец.
До 72-й в поселке стоял «Правый сектор». Расписали красный серп и молот надписями: «Рutin stop». Местные в ответ написали белым: «Эллада!» В поселке живет много греков, которые стараются дистанцироваться от конфликта вообще.
Греческий философский кружок бухает у магазина, подъедая обреченную колбасу. Мужчины рассказывают, что в подобной пьянке есть смысл — быть на виду, не стать подозреваемым в корректировке огня.
— Слушай, ну нашей культуре 5000 лет, великие войны тоже были, — говорит Сергей. — Это смех один, а не война. Давай помидоров поедим.
Вечером под Старогнатовкой тяжело ранит минометным осколком хирурга Юрия Скребца. Юрий — замглавврача Днепропетровской областной больницы — приехал на время отпуска в Старогнатовку оказывать помощь раненым на линии боев. Осколок ушел глубоко в шею. Сумел сесть за руль «скорой», выехал из-под огня.
Многокилометровая очередь на пропускной пункт Бугас. Жители Донецка возвращаются домой, закупившись продуктами в Мариуполе. Разница в цене — в два-три раза. Пропускной пункт закрыт с 20 до 6, люди ночуют в машинах