Логично было бы россии вслед за остальными странами, бывшими республиками союза, признать преступления и "бежать" подальше от прошлого (точнее не бежать, а признать, что это преступления союза и не говорить о вкусном пломбире и величайшей геополитической катастрофе).
Но нет, какое то некрофильство заставляет гордо именоваться "правопреемником" . Не понимаю почему?
Прочитал первую главу из книги Т.Снайдера "Кровавые земли". Меня всегда интересовал вопрос - почему все молчали? Вот несколько цитат из книги:
«Советские власти ясно осознавали угрозу массового голода; осознавал ее и Сталин. Партактивисты и офицеры НКВД писали несчетное количество донесений о случаях смерти из-за голода. В июне 1932 года руководитель Компартии Харьковской области писал Косиору, что о голоде докладывают во всех районах вверенной ему области. Косиор получил письмо от комсомольца 18 июня 1932 года с детальным описанием того, что на тот момент, видимо, стало уже очень привычным: «Колхозники идут в поля и исчезают. Через несколько дней находят их трупы и безо всяких эмоций, как будто это нормально, хоронят в могилах. На следующий день можно найти тело того, кто только что копал могилы для других». В тот же день, 18 июня 1932 года, Сталин сам себе признался, что в Советской Украине «голод». За день до этого украинское партийное руководство просило о продовольственной помощи. Он не разрешил. Ответил, что все зерно в Советской Украине должно быть собрано согласно плану. Они с Кагановичем условились, что «вывозить обязательно необходимо немедленно»
«Правдивые отчеты о голоде «снизу» натыкались на политическое сопротивление «сверху» на Пленуме Центрального Комитета украинской Компартии, проходившем 6–9 июля 1932 года в Харькове. Украинские докладчики жаловались на невозможность выполнения годового плана по хлебозаготовкам. Но им закрывали рот Лазарь Каганович и Вячеслав Молотов – члены Политбюро и сталинские эмиссары из Москвы. Сталин дал им инструкцию победить «украинских дестабилизаторов»
«5 декабря 1932 года назначенный лично Сталиным особый уполномоченный ОГПУ в Украине представил украинскому партийному начальству оправдание бесчинств, связанных с реквизицией зерна. Всеволод Балицкий лично разговаривал со Сталиным в Москве 15 и 24 ноября. По мнению Балицкого, голод в Украине нужно было понимать как результат заговора украинских националистов, в частности, эмигрантов, имевших связи в Польше. Таким образом, любой, кто не выполнял своих обязанностей по реквизиции, был предателем государства.»
Слушайте, жуть же. И как это похоже на то, что делают сейчас (взять хотя бы эпизод с театром Миронова, про то, что Хаматова называет неоднозначным)
« Украинский музыкант Йосып Панасенко был отправлен центральными властями со своей труппой бандуристов нести культуру голодающим крестьянам. Даже забрав у крестьян последние крохи продовольствия, власти демонстрировали гротескную склонность возвышать умы и поднимать дух умирающих. Музыкантам одно за другим попадались совершенно пустые села. Затем они наконец наткнулись на нескольких человек: увидели двух мертвых девочек в кровати, мужские ноги, торчавшие из печки, и старуху, которая голосила и скребла ногтями землю. Партийный начальник Виктор Кравченко однажды вечером заехал в село помочь со сбором урожая. На следующий день он нашел семнадцать трупов на площади.»
Мировое сообщество не хотело слышать украинцев.
У всех были свои проблемы:
« Польша не разглашала на весь мир то, что знали о голоде ее дипломаты. Например, в феврале 1932 года в польское консульство в Харькове пришло анонимное письмо с мольбой к полякам рассказать всему миру о голоде в Украине. Но к тому времени договор о ненападении с Советским Союзом уже вступил в силу и Варшава не могла пойти на такой шаг.»
(О Польше у Снайдера вообще много интересного в том числе о том, как вынуждена была выживать страна).
«Немецкие и польские дипломаты информировали свое начальство о страданиях и смертности в среде немецкой и польской национальных меньшинств Советской Украины. Немецкий консул в Харькове писал, что «почти каждый раз, когда я отваживаюсь выйти на улицу, я вижу, как люди падают от голода». Польские дипломаты имели дело с длинными очередями голодающих людей, жаждущих получить визу. Один из них докладывал: «Часто клиенты, взрослые мужчины, плачут, рассказывая о женах и детях, умирающих или пухнущих от голода». Эти дипломаты знали, что многие крестьяне Советской Украины (не только поляки и немцы) надеялись на иностранное вторжение, освободившее бы их от агонии. До середины 1932 года они возлагали самые большие надежды на Польшу. Сталинская пропаганда в течение пяти лет твердила им, что Польша планировала нападение и аннексию Украины. Когда начался голод, многие украинские крестьяне надеялись, что эта пропаганда была правдой. По донесениям одного польского шпиона, они цеплялись за надежду, что «Польша или же любое другое государство придет и освободит их от нищеты и угнетения»98.
Когда Польша и Советский Союз подписали в июле 1932 года договор о ненападении, эта надежда рухнула. С этого времени крестьяне могли надеяться только на немецкое вторжение. Через восемь лет те, кто выживет, смогут сравнить советский и нацистский строй.
Иностранные коммунисты в Советском Союзе, ставшие свидетелями голодомора, каким-то образом разглядели в нем не национальную трагедию, а шаг вперед для всего человечества. Писатель Артур Кёстлер в то время верил, что голодавшие были «врагами народа, которые предпочитали просить милостыню, а не работать». Деливший с ним квартиру в Харькове физик Александр Вайсберг знал, что погибли миллионы крестьян. Тем не менее, он «Вайсберг знали, что это было правдой, как знал каждый, у кого были контакты с селом. Однако писать о голодоморе для них значило потерять свою веру. Каждый из них верил, что разрушение села может быть оправдано прогрессом человечества. Смерти украинских крестьян были платой за развитие цивилизации. Кёстлер уехал из Советского Союза в 1933 году. Когда Вайсберг провожал его на вокзале, то сказал на прощанье: «Что бы ни случилось, держи знамя Советского Союза высоко!»
О контрпропаганде. Тоже активно использовали аналоги рашитудей и всяких "покупных экспертов"
«Хотя журналисты знали меньше дипломатов, большинство из них понимали, что миллионы человек умирают от голода. Влиятельный московский корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс», Уолтер Дюранти, делал все от него зависящее, чтобы дискредитировать правдивые репортажи Джоунса.
Дюранти, получивший Пулитцеровскую премию в 1932 году, назвал описание Джоунсом голодомора «большой страшной историей». Утверждение Дюранти о том, что это был «не настоящий голод», а только «повсеместная смерть от болезней из-за недоедания», вторило советской позиции и использовало эвфемизм как ложь. Это было различие по Оруэллу, и сам Джордж Оруэлл считал украинский Голодомор 1933 года главным примером черной правды, которую мастера слова раскрасили в яркие краски.
Дюранти знал, что миллионы человек погибли от голода, однако в своих журналистских статьях твердил, что голод служит высокой цели. Дюранти считал, что «нельзя сделать омлет, не разбив яиц». Единственным, кроме Джоунса, журналистом, писавшим серьезный материал на английском языке, был Малком Маггеридж, который анонимно печатался в «Манчестер Гардиан». Он писал, что голод – «одно из самых чудовищных преступлений в истории, настолько ужасное, что люди в будущем будут с трудом верить, что он в действительности имел место.По правде говоря, даже людям, имевшим самый непосредственный интерес к событиям в Советской Украине, то есть украинцам, жившим за границей, понадобились месяцы, чтобы понять «масштабы голода. Около пяти миллионов украинцев жили в соседней Польше, и их политическое руководство неустанно работало над тем, чтобы привлечь международное внимание к массовому голодомору в Советском Союзе. Но даже они осознали масштаб трагедии только в мае 1933 года, однако к тому времени большинство жертв уже были мертвы. «Руководительница украинской феминистической организации пыталась организовать международный бойкот советских товаров, обращаясь за поддержкой к женщинам мира. Было предпринято и несколько попыток достучаться до президента США Франклина Рузвельта»
Это опять у всего мира свои проблемы. И если можно закрыть глаза, то закрывали.
«Ничто из перечисленного не помогло. Законы международного рынка гарантировали, что зерно, отобранное у Советской Украины, будет кормить других. Рузвельт, занятый прежде всего положением американских рабочих во время Великой депрессии, хотел установления дипломатических отношений с Советским Союзом. Телеграммы от украинских активистов пришли к нему осенью 1933 года – именно тогда, когда его личная инициатива по установлению американско-советских отношений начала приносить плоды. Соединенные Штаты расширили дипломатическое признание на Советский Союз в ноябре 1933 года.»
«Главным результатом летней кампании украинцев в Польше стала искусная советская контрпропаганда. Французский политический деятель Эдуард Эррио прибыл 27 августа 1933 года в Киев по официальному приглашению. Лидер Радикальной партии, Эррио трижды был премьер-министром Франции, последний раз в 1932 году. Это был дородный мужчина с хорошим аппетитом, который о форме собственного тела говорил, что она напоминает женщину, беременную близнецами, на восьмом месяце. На приемах в Советском Союзе Эррио держали подальше от немецких и польских дипломатов, которые могли испортить веселье неуместным словом о голоде102.
За день до приезда Эррио Киев был закрыт, а населению приказали все почистить и украсить. Витрины магазинов, пустующие круглый год, неожиданно наполнились продуктами. Продукты были не на продажу, а для демонстрации – для глаз единственного иностранца. Милиционерам, одетым в новую униформу, приходилось отгонять изумленные толпы. Всем, кто жил или работал в зоне предполагаемого маршрута Эррио, приходилось проходить костюмированные репетиции, на которых они демонстрировали, что знают, где нужно стоять и в чем быть одетыми...
«После своего возвращения Эррио рассказал французам, что колхозы Советской Украины – это хорошо ухоженные сады. Официальная советская партийная газета «Правда» с удовольствием написала об этой фразе Эррио.»
Пишет он в книге о работе многих на то, что бы обратили внимание на трагедию. Например, упомянутый выше Джоунс, Меггеридж или:
«Рафал Лемкин, юрист-международник, который первым использовал термин «геноцид», называл произошедшее в Украине «классическим примером советского геноцида». Полотно сельского уклада жизни в Украине подверглось испытаниям, было растянуто и разорвано. Украинские крестьяне были мертвы, или унижены, или же разбросаны по лагерям по всему Советскому Союзу. Выжившие несли в себе чувство вины и беспомощности, а иногда – воспоминания о сотрудничестве с властями либо каннибализме. Сотни тысяч сирот росли советскими гражданами, а не украинцами, по крайней мере, не такими, какими их могли бы сделать полноценная украинская семья и украинское село. Те из украинских интеллектуалов, кто пережил эту катастрофу, утратили веру. Известный украинский советский писатель, а также украинский советский политический активист совершили самоубийства – один в мае, а другой в июле 1933 года. Советское государство сломало тех, кто хотел определенной независимости для Украинской республики, и тех, кто хотел некоторой независимости для себя и своих семей.
