Вон! Вон из моего дома, паршивец! Вон, я сказал! - Захар Прилепин в шёлковом халате на голое тело, в длинных кисейных кальсонах, в турецких сандалиях на босу ногу, тащит за шиворот худого юношу в форме гимназиста.
- Мерзавец! Ты мне не сын, скотина! Слышишь? Не Сын!
- Захар, не смей! Не смей, Захар! - жена Прилепина, Марыся, одетая в длинное платье, с оренбургским платком на плечах, выбежала в коридор из залы - я прошу тебя! Не надо!
- А-а-а-а-а, вот и мамаша пожаловали! Здрасте вам! - театрально, с издёвкой кланяется - Как у вас дела? А?
- Захар, не надо, умоляю... - Захар не слушает, орёт. Халат распахнулся, обнажив широкую жирную грудь, усеянную короткими жёсткими волосами
-... Пока я своим горбом добывал хлеб, вы, Марыся, не углядели за нашим сыном! Смотрите, что я нашёл у него в ранце - достаёт потрёпанную тетрадь, исписанную от руки.
- Как вы думаете, что это, дорогая моя Марыся? Что?! А? А? не знаете? А я вам прочитаю - открывает первую страницу - речь Светланы Алексиевич на церемонии вручения ей нобелевской премии. А? Каков скот?! Читал на чердаке, гадёныш! На моём чердаке! Вон из дома, скотина!
Юноша поправляет куртку и фуражку, ехидно и зло прищуривается.
- А я, папаша, и в самом деле уйду из вашего дома.
- Пшёл!
- В Киев уйду. Пешком. Я вот... - достаёт из кармана маленькую книжечку - словарь уже купил. Украинский. Учу каждый день.
Захар хватает горшок с фикусом и швыряет в юношу. Горшок пролетает мимо и разбивается о стену на мелкие кусочки. Марыся закрывает глаза, она рыдает.
- Бувайтэ, кацапьё - юноша открывает ногой дверь, поёт - Щэээ нэ вмэээрла Ууукраиныы... - уходит навстречу свету.
Захар грузно падает на стул, Марыся, вся в слезах, подносит ему серебряную чайную ложечку с успокоительным.
- Что это?
- Настойка боярышника... Из аптеки Шнеерсона... Хорошая..
- Брось, не надо. Скажи, пусть водки принесут. Пить буду. И закуски там... какой-нибудь...
- Это наш последний ребёнок Захар.. Наш Васечка... И он ушёл... Как и остальные три...
- И плевать! Не смей мне тут ныть! Одни умрём, в пустом доме, но Алексиевичей не допущу! Ни-ко-гда! Точка!
Maxim Goryunov
