В траве сидел кузнечик, зелененький он был...
Хулио Кортасар
Не знаю, зачем я это сделал, подумалось слабо, что день не задался с утра, хотя какая разница, все равно соседи, эти ползучие букашки и их томные, распаренные мамаши обзовут как-нибудь обидно, напоказ, ну хотя бы: коленками назад. Очевидно, что постоянное, иногда раздражающее, иногда дико зудящее, иногда унылое, но всегде одинаково неприятное чувство зелености сегодня нисколько не ослабело; он знал, прекрасно знал, что форма его коленок так же непосредственно влияет на личный жизненный опыт, как и прочитанные тихими вечерами труды, милые классики и ученые неудачники, все они по мере таланта вложили свои мысли, переплели их с моими субъективными ощущениями, данными нам на этом зеленом лугу. Проклятье, все зеленое, как огурцы ранним летом, пока еще не достигли эпогея зрелости и не выплюнули из треснувшего желто-коричневого чрева семена новой, никому не нужной жизни.
Лист неподалеку шевельнулся, и все нервные окончания одновременно завибрировали, что же у меня там такое, под жилами, что трясется при первом же звуке, движении или блике света, жизнь ведь из этого состоит, говорят нам импрессионисты, еще на хватало, чтобы Ван Гог сбегал от неведомого, ведь из этого состоит наша жизнь, life, das Leben, la vita, la existencia…Он сделал шаг, и еще, и ожидание чего-то необычного, острого овладело им, мне не страшно, в первый раз совсем не страшно, мы сможем, перебирая чувствительными лапками навстречу равнодушному пищеводу, слезливым выпученным глазам и атаке слева.